Мама

Не спится. Десять лет назад я тоже не спала. Не спала, потому что знала: мама уходит. Прислушивалась к ее дыханию, держала за руку и читала молитвы, перелистывая старый фамильный молитвенник. И все время думала о том, что впервые в жизни в Сочельник перед Рождеством я не жду подарка. Я просто хочу, чтобы мама не умирала. И когда рано утром раздался стук в дверь – пришла медсестра, я оставила маму на несколько секунд. И она умерла.

Моя бабушка рассказывала, что родила маму, вернувшись с пасхальной службы. И все говорили, что бог девочку будет любить. Наверное, так и было, потому что жизнь была щедра на необыкновенные события. Кто бы мог подумать, что восемнадцатилетняя девчонка из закарпатского села выйдет замуж за тридцатилетнего москаля. Сама встреча их была невероятной: мама никогда не была в Москве, а папа никогда в Закарпатье, а пересеклись на Азовском море. И так эта девчонка ему приглянулась, что он напрочь забыл о вольной холостяцкой жизни и поехал искать свою Эржику, можно сказать, за тридевять земель.

Мама тоже была не робкого десятка: согласилась и приехала в русский дом, со свекровью с очень непростым нравом и младшим братом мужа, еще ребенком, которого надо было не только содержать, но и воспитывать. Ну и проблемы языковые тоже были немалыми.

Эту фотографию я очень люблю, наверное, потому, что на ней мама совсем еще молоденькая, красивая и счастливая. И сделана она в Закарпатье, в родительском саду, где специально приглашенный фотограф делал фотосессию нашей семьи. Хоть и была я мала, но запомнила это невероятное действо, и то, как выбирали для портретов паспарту, торжественный выход бабушки с дедом, одетым в костюм-тройку, и раскрытый чемодан с мамиными нарядами. И то платье цвета морской волны, так подчеркивавшее цвет маминых глаз.

О таких женщинах, как моя мама, можно писать любовный роман или семейную сагу. И, наверное, поучительную для тех, кто строит свою семью на разнице возраста, языка, веры и обычаев. Потому что путь от «чужой» до «своей» она преодолела довольно быстро и без больших потерь не только в кругу родных и близких, но и довольно узкого и консервативного общества небольшого городка.

У нее был необыкновенный дар привлекать людей. Она мгновенно находила общий язык с коллегами и моими друзьями, даже просто случайный попутчик и через много лет присылал ей открытки или передавал привет через третьи руки. Для меня до сих пор остается загадкой, когда она успевала работать, содержать дом и сад, исполнять роль жилетки для огромного количества людей, в считанные минуты накрывать такой стол и кормить так, что и через много лет даже мои друзья помнят не просто хлебосольство, а вкус ее еды.

Несколько лет после смерти мамы я не могла решиться разобрать ее архивы. Знаете, вот так живешь-живешь с чувством защиты, а потом умирает мама, и ты понимаешь, что именно она была ангелом-хранителем, и теперь ты каждой клеточкой кожи ощущаешь свою беззащитность. И вот когда я решилась разобрать ее шкаф с бумагами, книгами, безделушками и просто памятными вещицами, я как будто обрела эту защиту. Вот записная книжка с адресами и листочком, исписанным маминым красивым почерком. Вот стопка журналов по садоводству с пометками на обложках. Вот рукописные кулинарные книги с рецептами.

Огромное количество фотографий, некоторые совсем мутные, но везде улыбающаяся, да что там говорить, хохочущая мама. Чувства юмора ей никогда не надо было занимать. Хотя анекдоты она совершенно не понимала и это у нас семейное. Зачитанные томики Тургенева и Чехова. И тетради, тетради, тетради… Всю жизнь мама колымила, делая контрольные и дипломные работы для студентов, бухгалтерские отчеты для ленивых коллег. И это при том, что практически всю жизнь работала главбухом крупного предприятия с приличной зарплатой. Но, как говорила мама, надо зарабатывать больше, чтобы иметь хороший дом, а не жить с соседями за стенкой.

В отдельной коробке у мамы хранились мое крестильное платьице, первый костюмчик, связанный крючком, и первое бальное платьице – из белоснежного капрона с пышной юбкой и оборками. Боже мой, какой же я крохой была в пять лет! А еще в коробке лежали мои локоны, башмачки, в которые на Рождество родители клали самый ценный подарочек.

Как же я любила в Сочельник собирать всю свою обувь и выстраивать в рядочек! А утром просыпаешься, бежишь босиком в двери, а там в валенках кулечки с подушечками, в туфельках грильяж с Белочкой, а в вязаных башмачках красивая заколка или бусики. А на кухне уже пахнет свежими булочками и разогретыми майошами. И стоит противень с гусем, готовый отправиться в духовку. Отчего-то мне всегда хотелось потрогать этого гуся, его шершавую кожу, натертую маслом и специями.

В Сочельник начиналось и самое волшебное преображение дома: с чердака доставалась огромная коробка с игрушками и мишурой. С крыльца заносилась пушистая елка и всем становилось так весело. Только бабушка поджимала губы, противясь, что мы начинаем отмечать Рождество «как не русские». Но мама твердо стояла на своем: будет отмечать Рождество католическое, Новый год и Рождество православное. Хороших праздников много не бывает! Так и стояла у нас в доме елка с вечера 24 декабря аж по 10 января. И в доме витал аромат хвои, пирогов, теплой ванили и корицы, мандаринов и моченых яблок.

В тот год, когда мама ушла, мы не отмечали даже Новый год.